Переодевшись и отправив послание через санкровен, Даниэль вышел из дома и сел в уже подъехавший партландер.

* * * * *

Я много раз приходила в себя и вновь засыпала, словно меня мучила лихорадка, лишившая сил.

В одно из пробуждений меня накрыла жажда. Еще никогда в жизни я столь сильно не нуждалась в воде, будто была способна задохнуться без нее, как от нехватки воздуха.

Некромант возник внезапно, подсовывая стакан. Вдоволь напившись, я что-то сказала ему, кажется, нагрубив, и вновь заснула. Теперь же, оставшись в спальне одна и найдя в себе силы сесть на кровати и свесить ноги, никак не могла вспомнить, что же я ему сказала.

За окном поднималось неяркое солнце.

Прошли сутки, не меньше, ведь я видела закат в одно из своих пробуждений.

Слабость отступала, но руки и ноги подчинялись с неохотой. Каждое движение давалось тяжело, словно поднятие гири.

Будто ноги мне вовсе не принадлежат…

Я разозлилась на себя, осознав глупость собственных мыслей.

Похоже, я забылась, это тело ведь и правда не мое! В пору уже писать сценарий про двойников для сериала, опыт у меня имеется. Когда вернусь в свой мир, этим и займусь.

Я посмотрела на дверь уборной и, помедлив несколько секунд, собираясь с силами, поднялась.

Как же хорошо, что перед игрой я толком не пила, иначе раздевание перед некромантом стало бы меньшим из зол.

Вскоре, оглядев свой помятый облик в зеркале над раковиной, я даже решилась помыться. Вернувшись в спальню, подошла к столу, достала ключ, спрятанный под блокнотами в одном из ящиков, и заметила записку.

«Смени повязку. Используй мазь из мешочка. Даниэль».

Мазь и остатки бинта лежали рядом с посланием.

Я с поразительной ясностью помнила все, что слышала до того, как уснула, и наставления целительницы сразу же всплыли в голове.

Надо же, а ведь почти не болит…

Глава 15. Родители

Темные стволы деревьев искривлялись, как погнутые металлические прутья. Зелень между серыми с черными вкраплениями могильными камнями имела насыщенный темный оттенок — не выжженный солнечными лучами цвет.

Тропинки кладбища по краям покрывал мох. Старые, с пожирающими ограды пятнами ржавчины, и недавние, с отполированными плитами, захоронения гармонично соседствовали между собой. В этом месте словно встречались старая и новая эпоха, учтиво пожимая друг другу руки, они замирали где-то посередине, выражая самобытность этого места.

Еще возле ворот некромант заметил чужой партландер со сверкающими на солнце металлическими боками. Кто угодно мог прибыть на нем, почтить своих умерших родственников, но Даниэля накрыла мрачная уверенность в личности прибывшего.

Тильда не расставалась со своим кейсом даже на кладбище. Вышагивая среди могил, впереди некроманта, она нерешительно остановилась, качнувшись из стороны в сторону, как маятник — двустворчатые двери в склеп отца были приоткрыты.

Даниэль обошел сестру, склонив голову и рассматривая тропу под ногами. Тильда слишком за него беспокоилась, до сих пор помня того мальчишку на грани безумства, которым увидела его однажды. Но сестра осталась, несмотря ни на что, а в глазах собственной матери ребенок увидел неконтролируемый ужас и страх, будто перед чудовищем — это едва не подкосило его окончательно.

Дверь заскрипела, низко, как перетянутая струна канадиля. Женская фигура вздрогнула, а опавшие листья, залетевшие сквозь решетчатое окно без стекол, всколыхнулись.

Она не обернулась, оставшись стоять лицом к надгробной плите. Даниэль невозмутимо подошел и встал рядом, держа в руке два молочно-серых, как утренний туман, цветка.

«Прошло два года, как мы виделись в последний раз… И впервые за столько лет я не чувствую гнева при встрече».

Тильда вошла, замирев рядом с братом.

«Придя на могилу, мы сохраняем гробовое молчание… — с усмешкой подумал Даниэль. — Он бы точно этому не обрадовался».

В склепе витал запах сырости и перегноя. На каменной плите уже лежал букет, прикрывавший собою дату смерти, но обрамлявший цветочными лепестками, как венком, имя — Натан Вайтенд.

Даниэль сглотнул. Видения, такие противоречивые и иссушающие, вспыхнули перед глазами: отец, живой, с глубоким понимающим взглядом, и мертвый — на полу с перерезанным горлом. Воспоминания, как запущенная болезнь, вырывались на поверхность. Раньше он тонул в них, несмотря на все прилагаемые усилия и желание жить, они все равно утягивали его на самое дно.

«Но, кажется, я наконец-то научился плавать…» — осознал некромант, когда понял, что дыхание осталось ровным и его не трясет, кидая в холодный и липкий пот.

Парень выдохнул, испытав ни с чем не сравнимое облегчение.

— С возрастом ты стал на него похож. — Негромкий надтреснутый голос расколол уединение Даниэля.

Тильда успела беззвучно уйти, и он позволил застать себя врасплох, оставшись наедине с женщиной, приходившейся ему матерью.

— Раньше не был? — Внутренние волнения не помешали его голосу звучать совершенно спокойно.

«Она постарела».

Но Мадлен Лефевр все равно сохраняла благородный вид: все еще черные с редкими посеребренными прядями волосы были заплетены в косу, закрепленную на затылке серебряной заколкой, мелкие морщины собрались у выразительных глаз, поджатые пухлые губы выдавали ее волнение.

Казалось, вопрос Даниэля застал ее врасплох. Она так и не смогла на него ответить.

— Печально, — прокомментировал некромант, положив цветы на холодный камень могилы.

— Как твой дар? — неожиданно спросила его мать.

— Терпимо, — бросил Даниэль.

«Еще неделю назад было почти невыносимо».

Мадлен долго смотрела на него, будто ожидая, что он пойдет навстречу и продолжит разговор. Тревожное молчание и настороженность во взгляде, какая-то часть этой женщины до сих пор боялась его или ненавидела, а другая сожалела…

— Если на этом все, я пойду. — Поправив ворот пиджака, Даниэль развернулся, собираясь уйти.

— Мне жаль, — догнал его голос матери.

Даниэль остановился, сосредоточившись на полоске света, падающей в склеп из приоткрытых дверей. Словно в насмешку снаружи раздалось пение птиц.

— Знаю. И тебе предстоит жить с этим всю жизнь, — сказал Даниэль и, вновь придя в движение, пожелал: — Удачи.

Некромант, как тень, вышел из склепа. Мрачный взгляд выдавал паршивое настроение. Пусть в этот год он справился чуточку лучше, но веселья ему это не прибавило.

«Хочу скорее вернуться».

В его сознании вспыхнули новые образы, но в этот раз не тяжелые воспоминания, а нечто иное.

Если бы Эмма знала, какие грязные мысли порой посещают его голову, должно быть, бежала без оглядки. Скользящие поцелуи по бархатной коже, ее легкая улыбка, мгновенно растаявшая от непреднамеренного сладостного стона. Беззастенчивый взгляд, жадно изучающий каждый сантиметр тела, что принято скрывать под слоями одежды.

Когда она пришла к Даниэлю во сне, ему необходимо было прогнать ее, но, поддавшись влечению, он выбрал самый вожделенный для себя способ — воплотить в жизнь малую долю всего, что желал сотворить с этой девушкой.

— Ты слишком жесток с ней, — сказала сестра, дожидавшаяся его у высоких ворот кладбища.

Он сморгнул, будто очнувшись ото сна и вспомнив о матери.

— Жесток? Не думаю, что в этой ситуации будет верным быть мягче. Когда я нуждался в ней, она не могла на меня смотреть, — тихо проговорил он.

Тильда тяжело вздохнула.

— Я не могу это простить. Память останется, — сказал Лефевр, осознав, что сестра оказалась меж двух огней.

— Понимаю, сама такая же. Но она твоя мать…

Ладони некроманта сжались в кулаки, раздался тихий хруст костяшек.

— Именно потому, что она моя мать, ее отношение непростительно, — отстраненно проговорил парень, открывая дверь партландера.